Вот он – художник. Член Союза художников России, народный мастер, лауреат многочисленный премий, носитель званий. Почетный работник общего образования Российской Федерации. Михаил Канев – человек и творец. Художник и учитель. Он может раскрыть многие тайны седого Ямала. Но еще больше тайн – в его работе и жизни, которая в конечном итоге сводится к работе.
Творческая душа Михаила Канева начала метаться еще в советские годы. Где-то на уровне подсознания он всегда понимал: искусство спасет мир. Это фигуральное выражение было для тогдашней культуры почти пустым звуком. «На Ямале при советской власти художником считался тот, кто умел рисовать плакаты», - с горечью вспоминает художник. Именно поэтому так труден был путь от мечты до воплощения.
Первым своим достижением на поприще популяризации народного ямальского творчества называет создание музея при училище культуры и искусств. Сейчас его почти не осталось – никому не надо. Забывают люди о своих корнях. А ведь коренные народы Ямала – почти сплошь художники и скульпторы. «Такая генетика, это на подкорке сидит», - говорит Канев. От этого отталкивался, когда доказывал необходимость организовать в Салехарде художественное отделение. А что было доказывать, когда коренные народы, поступающие на другие направления – духовое, библиотечное – только что на стенах не рисовали. Возьми любую тетрадь – там северная природа, олешки, чумы. То ли от тоски рисовалось ненцам и ханты, покинувшим родные места, то ли по велению творческой души... Как бы ни было, Михаил Канев приметил такую особенность раньше остальных. Сам он стал преподавать на художественном отделении буквально со студенческой скамьи.
«Науки они сложновато хватали, а рисовать – пожалуйста. Заходишь в общежитие, поднимаешь матрас, достаешь тетрадки – сразу видно, у кого талант есть. С чего-то нужно было начинать, и я стал этих ребят агитировать на художественное отделение», - улыбается Михаил Васильевич.
Потом была Москва – странный и страшный город для провинциала. Сердце рвалось на родину, но голова твердила – учись. Поучился. Художественного ума-разума набирался в институте. Там раз и навсегда нашел свою дорогу. Дорогу домой. В край души, где тепло, несмотря на вечные снега, где любят всех, хотя семьи очень большие, где можно зайти в дом к незнакомому человеку, и он не прогонит. Он понял, о чем хочет сказать людям. «Один художник остается гламурным. Академическую школу получил – цветочки, натюрмортики писать его научили, он их и пишет до старости лет. И считает, что он великий. Однако он ничего нового в жизни не открывает. Я немножко по-другому мыслю. Корни надо иметь. Стержень надо иметь прочный. Иначе никто не поверит».
Поначалу художественное отделение шло тяжко. Не было ни инструментов, ни материалов. Зато были энергия, мечта, надежда. Была и родина, которая давала главное – вдохновение. На сухом языке образовательных стандартов это называлось «региональный компонент». Все эти карликовые деревца, малицы, печки, нельма ростом с человека – это региональный компонент. И отлично, лишь бы только живописать то, что знаешь, любишь, чувствуешь.
«Получается, в чистом поле создавали храм искусства, и я был главным каменщиком. И в первые же годы у нас начали появляться призы и знаки отличия. Я и свою работу дипломную отправлял на ВДНХ, даже получил там какое-то место, потом она в Канаду уходила. Но суть не в этом. Дело в том, что это было начало, и это был оптимизм», - говорит творец.
Потом были тяжелые для всей страны, а для ее культуры особенно, девяностые годы. Музей свернули, отделение тоже стало хиреть. Новая реальность диктовала новые условия: художников заменили дизайнеры. Модно? Модно, но бесполезно и даже вредно. На настоящее творчество осталось двенадцать квадратов площади, на них надо было преподавать и композицию, и резьбу по дереву, и по кости. И скульптуру. Михаил Канев не выдержал и ушел из училища.
Забыть о своем ремесле, правда, не вышло. «Я помозговал и создал студию на базе станции юных техников. Вот тут сразу заработало, не надо было долго ждать. Ученики мои, подготовившись в студии, спокойно шли в училище и поступали без проблем. Сейчас они – выпускники престижнейших институтов, многие остались в сфере искусства на Ямале», - гордо говорит Михаил Канев.
Сейчас художник занимается организацией выставок в культурно-досуговом центре «Наследие» в Салехарде. Но тонкая душа стремится в глубину. На сей раз – в глубину веков. Канев давно увлекается историей, но теперь лелеет мысль заняться ею вплотную. «Мифология аборигенов, или раскопки, мой любимы семнадцатый век – это же колоссальный пласт истории, это глыбы знаний. Корни – вот главное, мы должны их знать. Я и детям свои всегда говорю: мне стыдно перед вами, что я не заработал за всю жизнь денег. Но это – пыль. Я хочу другого: чтобы люди не сидели в каменных джунглях с каменными головами. Ведь можно подойти к деду с седой бородой, и он с удовольствием расскажет, в чем на самом деле смысл жизни. Пока еще можно к нему подойти...
http://yamal-blogs.ru/geroj-umstven...e-bojtes-razgovarivat-s-sedymi-startsami.html
Творческая душа Михаила Канева начала метаться еще в советские годы. Где-то на уровне подсознания он всегда понимал: искусство спасет мир. Это фигуральное выражение было для тогдашней культуры почти пустым звуком. «На Ямале при советской власти художником считался тот, кто умел рисовать плакаты», - с горечью вспоминает художник. Именно поэтому так труден был путь от мечты до воплощения.
Первым своим достижением на поприще популяризации народного ямальского творчества называет создание музея при училище культуры и искусств. Сейчас его почти не осталось – никому не надо. Забывают люди о своих корнях. А ведь коренные народы Ямала – почти сплошь художники и скульпторы. «Такая генетика, это на подкорке сидит», - говорит Канев. От этого отталкивался, когда доказывал необходимость организовать в Салехарде художественное отделение. А что было доказывать, когда коренные народы, поступающие на другие направления – духовое, библиотечное – только что на стенах не рисовали. Возьми любую тетрадь – там северная природа, олешки, чумы. То ли от тоски рисовалось ненцам и ханты, покинувшим родные места, то ли по велению творческой души... Как бы ни было, Михаил Канев приметил такую особенность раньше остальных. Сам он стал преподавать на художественном отделении буквально со студенческой скамьи.
«Науки они сложновато хватали, а рисовать – пожалуйста. Заходишь в общежитие, поднимаешь матрас, достаешь тетрадки – сразу видно, у кого талант есть. С чего-то нужно было начинать, и я стал этих ребят агитировать на художественное отделение», - улыбается Михаил Васильевич.
Потом была Москва – странный и страшный город для провинциала. Сердце рвалось на родину, но голова твердила – учись. Поучился. Художественного ума-разума набирался в институте. Там раз и навсегда нашел свою дорогу. Дорогу домой. В край души, где тепло, несмотря на вечные снега, где любят всех, хотя семьи очень большие, где можно зайти в дом к незнакомому человеку, и он не прогонит. Он понял, о чем хочет сказать людям. «Один художник остается гламурным. Академическую школу получил – цветочки, натюрмортики писать его научили, он их и пишет до старости лет. И считает, что он великий. Однако он ничего нового в жизни не открывает. Я немножко по-другому мыслю. Корни надо иметь. Стержень надо иметь прочный. Иначе никто не поверит».
Поначалу художественное отделение шло тяжко. Не было ни инструментов, ни материалов. Зато были энергия, мечта, надежда. Была и родина, которая давала главное – вдохновение. На сухом языке образовательных стандартов это называлось «региональный компонент». Все эти карликовые деревца, малицы, печки, нельма ростом с человека – это региональный компонент. И отлично, лишь бы только живописать то, что знаешь, любишь, чувствуешь.
«Получается, в чистом поле создавали храм искусства, и я был главным каменщиком. И в первые же годы у нас начали появляться призы и знаки отличия. Я и свою работу дипломную отправлял на ВДНХ, даже получил там какое-то место, потом она в Канаду уходила. Но суть не в этом. Дело в том, что это было начало, и это был оптимизм», - говорит творец.
Потом были тяжелые для всей страны, а для ее культуры особенно, девяностые годы. Музей свернули, отделение тоже стало хиреть. Новая реальность диктовала новые условия: художников заменили дизайнеры. Модно? Модно, но бесполезно и даже вредно. На настоящее творчество осталось двенадцать квадратов площади, на них надо было преподавать и композицию, и резьбу по дереву, и по кости. И скульптуру. Михаил Канев не выдержал и ушел из училища.
Забыть о своем ремесле, правда, не вышло. «Я помозговал и создал студию на базе станции юных техников. Вот тут сразу заработало, не надо было долго ждать. Ученики мои, подготовившись в студии, спокойно шли в училище и поступали без проблем. Сейчас они – выпускники престижнейших институтов, многие остались в сфере искусства на Ямале», - гордо говорит Михаил Канев.
Сейчас художник занимается организацией выставок в культурно-досуговом центре «Наследие» в Салехарде. Но тонкая душа стремится в глубину. На сей раз – в глубину веков. Канев давно увлекается историей, но теперь лелеет мысль заняться ею вплотную. «Мифология аборигенов, или раскопки, мой любимы семнадцатый век – это же колоссальный пласт истории, это глыбы знаний. Корни – вот главное, мы должны их знать. Я и детям свои всегда говорю: мне стыдно перед вами, что я не заработал за всю жизнь денег. Но это – пыль. Я хочу другого: чтобы люди не сидели в каменных джунглях с каменными головами. Ведь можно подойти к деду с седой бородой, и он с удовольствием расскажет, в чем на самом деле смысл жизни. Пока еще можно к нему подойти...
http://yamal-blogs.ru/geroj-umstven...e-bojtes-razgovarivat-s-sedymi-startsami.html
Вложения
Последнее редактирование:
