Важно Паровоз за Харпом
- Автор темы Димитрий
- Дата начала
Ээх, родина моя) К стартовым столам легко прогуляться по насыпке в сторону деревянного моста пару километров от станции, свернуть к карьеру - между ним и Пайпудыной, но лучше знать) Еще там остатки склада взрывчатки от геол. экспедиции остались.
А про затонувший паровоз есть конкретная информация в статье кажется Красного Севера "от первого лица" - рассказ машиниста, возможно еще хранится в сообщениях на мейле где-то. Вроде как причина - просело жд полотно, позже его перестелили.
А про затонувший паровоз есть конкретная информация в статье кажется Красного Севера "от первого лица" - рассказ машиниста, возможно еще хранится в сообщениях на мейле где-то. Вроде как причина - просело жд полотно, позже его перестелили.
вот еще сразу к статьям например -
Кайт на полярном прошлой весной http://polyarny.net/foto/kiting-na-polyarnom/
Сплав по р.Большой Харбей http://polyarny.net/rasskazy/splav-po-reke-bolshoj-kharbej-2004/
Кайт на полярном прошлой весной http://polyarny.net/foto/kiting-na-polyarnom/
Сплав по р.Большой Харбей http://polyarny.net/rasskazy/splav-po-reke-bolshoj-kharbej-2004/
"Овечка" - возможно тот же или другой утопленный на 501-й паровоз. Вот вам и сама история, и предыстория к ней.
/Красный Север. – 2001. – 2 августа; 9 августа; 16 августа. Статья "Густая кровь эпохи" Баландин А.:
В те далекие годы все было иначе: страна шире, жизнь короче, а труд тяжелей.
В те далекие годы, когда сахарин считался лакомством, а патефон - роскошью, родился наш герой. Родился один из двухсот миллионов, и была ему уготована удивительная судьба. Не трагичная, но и не сладкая, не тяжкая, а такая, что была в самый раз по плечу поколению крепких дедов.
Итак, шли тридцатые годы... Челюскинцы кололи арктические льды. Стаханов выдавал на-гора рекордный уголь. Суперпаровоз "ФД" батрачил за троих. И так получилось, что в какой-то момент сошлись в одной точке арктическая стужа и морские воды, паровозный жар и стальная прохлада железных дорог. А скрепил их нелегкий труд "по-стахановски"...
До войны Леонид Потапович жил в Минске. Его отец Иван Фомич работал стрелочником на железной дороге. Это он привил своему беспокойному сыну любовь к паровозам. Что ж, чему быть, того не миновать!
У Ивана Фомича была колоритная внешность, роскошная борода. С этой бородой он и попал в кино. В заметную картину прошлых лет "Миколка-паровоз". Роль не главная — массовка в тюрьме на нарах. Вот Леонид и пошел по стопам отца. Только жизнь — не кино. В ней все настоящее: и паровоз, и нары.
Когда Леониду было одиннадцать лет, началась война. Прямо из пионерлагеря его с другими малолетками распихали по вагонам и на восток, а там в детдом...
Из детдома они бежали, толпой. Повзрослевшие за три военных года пацаны пристали к воинскому эшелон. Все как один мечтали стать сынами полков. И гнались они за фронтами, а фронты гнались за немцами. И стучали колеса вагонные: на запад, на запад, на запад...
Забегая вперед, скажем, что паровозы еще повезут Леонида Потаповича обратно на восток, а там и дальше, на самый Крайний Север, на строительство 501-й "сталинки". И не будет в таком повороте судьбы ничего удивительного. Ведь в те далекие годы люди были неотъемлемой частью машин, живым механизмом, продолжавшим движение станка, паровоза и танка.
Так вот, до фронта наш герой так и не доехал, зато насмотрелся жути в тылу. Об этом он рассказывает так:
"На товарной станции Брянск-2 я увидел жуткую картину: два беспризорных мальчика тонули в яме с гудроном. Летняя жара растопила эту черную смолу так, что дети буквально на глазах погружались все глубже и глубже. Сотни солдат, ехавших на фронт, со слезами на глазах спасали детей. Мы, пацаны, помогали им изо всех сил: таскали доски, бревна, делали настил над ямой. А яма была метра четыре в квадрате... Дети плакали, кричали и все глубже погружались в гудрон...
Наконец настил сложили. Уже можно было подобраться к детишкам. Подсунули под них бревна, доски. Дорога была каждая минута. Железнодорожники где-то добыли автокран, тросами зацепили бревна и тихонько стали поднимать их вместе с детьми. Но здесь прозвучал гудок паровоза и клич "По вагонам!"
И я с солдатами поехал дальше,так и неузнав, спасли ли малышей..."
Вскоре после этого случая Леонид добрался до Минска, нашел родителей (они были уверены, что сын погиб). Жить бы ему да радоваться, в школу ходить, но потянуло пацана на приключения. Купил он с дружками карту всех морей Советского Союза. Стали искать на карте лучшие края. Вот Балтика - там свежо и холодно. Вот северные моря — там еще холодней. До Тихого океана далеко, а вот Одесса - порт что надо! Черное море, тепло и близко. Да и школа юнг имеется, быть ребятам моряками!
Долго ли, коротко ли, бежал Иванов сын из родительского дома и на паровозах, на крышах вагонов - в Одессу. Только там он со своим корешем Генкой узнал страшную правду - в Одессе нет школы юнг, зато есть мореходное училище, куда берут после семи классов... Стали пацаны бродягами, потом милиция, детприемник, конец скитаний (ненадолго). Генку, который был помладше, отправили обратно, в Минск, а Леониду подфартило. За похвальные познания в паровозной технике взяли его... в ЭПРОН!
В те далекие времена многие романтики бредили приключениями Экспедиции подводных работ особого назначения. Еще бы, ведь эта экспедиция поднимала затонувшие корабли. И вот стал Леонид матросом второго класса, отработал месяц и лишь потом сфотографировался. Карточку отправил домой: "Простите меня, мама, папа, что убежал из дому, но теперь я моряк!"
---------- Добавлено в 20:11 ---------- Предыдущее сообщение было написано в 20:00 ----------
Здесь Леонид узнал важную тайну, такую, что попади он в руки одесского гестапо в 1942-м, пытали бы его до смерти. А дело было вот в чем. Когда фашисты подошли к Одессе, было принято решение эвакуировать из порта не только солдат, военную технику, но и паровозы. Первую партию из двадцати двух машин благополучно переправили в Новороссийск, а вот второй партии из тридцати шести паровозов не повезло. С воздуха баржу бомбят, с моря угрожают вражеские эсминцы. И тогда эпроновцы приняли решение: затопить судно аккуратненько вместе с паровозами, мол, война кончится — сами же и достанем! Немцы потом долго искали место затопления ценного груза, но так и остались ни с чем...
И вот Леониду предстояло поучаствовать в подъеме паровозов. Конечно, он не был обучен подводным работам, зато помогал водолазам облачаться в скафандры, подавал помпой воздух, дежурил на мостике. Наблюдая в бинокль за морем, высматривал мины, которых после войны осталось предостаточно.
Обнаружив "рогатую", кричал: "Полундра!" Потом приплывали саперы и уничтожали мину...
Паровозы поднимали долго и трудно. Бывало, подцепят один, подтянут на поверхность так, что одна труба над водой торчит. А тут шторм, и ползет спасательный катамаран в порт, волны раскачивают паровоз, бьют им о борт судна. Такая вот романтика! Зато потом, когда паровоз-утопленник очистят от ракушек и ржавчины, поставят на него новые механизмы, — страна получает новые тысячи лошадиных сил. "Был бы котел цел, а остальное приложится!" — поговаривали эпроновцы.
И вот однажды был получен приказ: "Срочно поднять несколько паровозов для отправки на Север!" Заказчик работ - управление ЖД МВД СССР. Эпроновское начальство поговаривало, что дело это на контроле у Берии. Когда приказывал всесильный Лаврентий Палыч, работа шла и быстрей и веселей. Эпроновцы работали сутками, но заказ выполнили в срок. И побежали ожившие "утопленники" в Киев, там к ним прицепили вагоны с зэками, теплушки с конвоем, и в путь, на 501-ю сталинскую стройку.
А юный Леонид Потапович, стоя на путях, смотрел сцепке оживших паровозов вслед. Смотрел и не знал, что через пару лет его движение продолжится в паровозной тяге, что судьба приговорит его к жаркой топке и лагерям...
---------- Добавлено в 20:17 ---------- Предыдущее сообщение было написано в 20:11 ----------
А юный Леонид Потапович, стоя на путях, смотрел сцепке оживших паровозов вслед. Смотрел и не знал, что через пару лет его движение продолжится в паровозной тяге, что судьба приговорит его к жаркой топке и лагерям...
О том, как он попал на 501-ю, Леонид Иванович не любит рассказывать. Лишь поясняет: "По малолетке". Да и не важно, за что именно его осудили, ведь, чтобы попасть на "сталиику", достаточно было совершить незначительный проступок. Итак, первые дни семнадцатилетнего парня на 501-й стройке в его собственном описании:
"Я пришел на паровоз "ОВ" — "Овечка". Он встретил меня шипением пара, запахом масла и угольной пылью. Так сбылась мечта детства - я стал кочегаром... Бригада наша состояла из трех человек — машиниста, помощника и меня, хозяина топки. Жили мы в теплушке, прицепленной к паровозу. Паровоз и вагон-теплушка были одним целым. Куда паровоз, туда и наш дом на колесах.
Работали мы в основном на маневровых работах. Развозили питание, одежду для заключенных паровозных бригад, что работали в карьерах.
А еще раз в десять дней мы подцепляли вагон-лавку для вольнонаемных - и в путь, на построенные участки дороги ".
У тех, кто хотя бы раз добирался поездом от Сейды до Лабытнаног, этот рассказ вызовет улыбку. Уж больше полувека минуло, а вагон-лавка, учрежденная лагерным начальством, бегает до сих пор. Будто цивилизация обошла эти края стороной. Будто здесь, как и в те далекие времена, все иначе...
Свой "Ов" они утопили в тундре, в болоте, трясине. Всего на скорости 10 км в час. Полотно и шпалы подмыло, рельсы разошлись, и паровоз плавно сполз на бок в болото. Теплушка чудом устояла на рельсах, оборвав ручную сцепку. Спасти паровоз не было ни малейшей возможности - кругом трясина... Потом пришла команда зэков, проложила ветку вокруг "утопленника" , и побежала дорога рядом с "мертвой Овечкой". Проходившие мимо паровозы гудком приветствовали могучую груду железа.
Пришла зима. Лед сковал болото. Бригада взрывников, подобравшись к "Овечке", взорвала ее. Вновь приехала бригада зэков и переложила рельсы на прежнее место...
---------- Добавлено в 20:30 ---------- Предыдущее сообщение было написано в 20:17 ----------
В ту зиму бригада Леонида Потаповича работала на паровозе серии "Л" — "Лебедянке". Это был самый распространенный грузовой локомотив новой постройки. Машина эта была исключительно легкой и лучше всего подходила для хлипких путей 501 -и стройки. Впрочем, это не уберегло ее с бригадой от опасных приключений. О них Леонид Потапович рассказывает так:
"На подъезде к перевалу Уральского хребта нас застала сильная пурга. Остановиться нельзя - занесет. Еле пробились мы через полустанок Подгорное* и двинулись на станцию Вор-га. Пурга заносит рельсы. Отцепляем состав, бросаем его на перегоне. Кругом ничего не видно, ветер сшибает с платформы. Даже паровозный гудок чуть слышен: ветер уносит его в горы. Пробиваемся налегке: паровоз и теплушка. Связи со станциями нет, не знаем, что делается на путях впереди. Остановиться нельзя — это смерть паровозу. Разморозится котел, трубы... И мы можем замерзнуть, если потушить топку.
Подъезжаем к Ворге, даем гудок, требуем путь к станции Лабытнанги. Но оказалось, нет нам дальше пути. На путях станции Ворга стоят два состава с паровозами. Их замело окончательно. Принимают нас на главный путь, и мы застреваем в снегу у здания станции.
На маленькой станции собралось 18 человек. Селектор не работает, связи нет. Решаем, как спасти паровозы. Решили у двух спустить воду с котлов, а наш третий, как более новый, залить водой до нужного уровня. Перенести мешками уголь, ведрами воду с других паровозов и заставить жить нашу "Лебедянку"...
Мы знали по опыту, что пурга будет не один день. Значит, надо готовиться к худшему. Наносили воды, угля...
К нам на Воргу прибилась из пурги опергруппа из трех человек. Это были ребята из охранного батальона, который искал беглецов-заключенных. На стокилометровом пути пятьсот первой стройки ежедневно кто-нибудь бежал. Опергруппы постоянно дежурили на станциях, полустанках и перегонах. Бывало, бежали бригады и целые лагеря (1949 год). Если бежали одиночки, опергруппы их ловили. Если бежали большие партии зэков, то опергруппы прятались от них в горах. В основном в бега шли солдаты и офицеры, прошедшие с боями всю войну, прибывшие из Германии и имевшие 15-20 лет срока. За что сидели? Кто за изнасилование немки, кто за мародерство – взял у немцев кое-что из одежды для отправки домой, кто за политику, кто за драку, а кто и за любовь... А еще на Воргу занесло пургой аборигена на собачьей упряжке. Он тоже решил отсидеться в тепле.
В этой местности жили, кочуя со стадами оленей, множество аборигенов: ханты, коми, ненцы... Стройка встряхнула их и заставила многих уйти дальше в тундру В то время еще были князья с большими стадами оленей, они прятались от советской власти и не хотели организовываться в артели и совхозы. А власть не могла найти их, ибо вертолетов не было: полгода день, полгода ночь. У аборигенов много дорог, а у власти одна: «железка»...
Семь дней бушевала пурга. Мы съели все продукты. Стали трясти, у кого, что есть в теплушках. Абориген зарезал двух собак и в пищу. Ничего, можно есть...
Все обитатели Ворги перезнакомились, рассказали про свою жизнь, кто за то сидит и кто кого ловит... Оперативники нудно жаловались зэкам на свою жизнь. Их можно понять, здесь ведь не курорт. Были случаи, что конвой на вышках от тоски кончал жизнь самоубийством.
Абориген на ломаном русском языке поведал нам, как он ловил беглецов-заключенных и получал за это огненную воду (водку или спирт), соль, сахар...
Но вот кончилась пурга. Только маленькая поземка еще клубилась. Абориген запряг своих собак и тихонько уехал. Несколько человек вышло на поиски пищи. Пища — это куропатки. Их, погибших в пургу, было множество. Ударяясь о провода на столбах, они падали в снег... Благо, что на Ворге была собака по кличке Зэк, она быстро находила под снегом дичь и своим паем давала знать... Принесли мы несколько мешков птиц, замерзших, как камень, и в печь... Продержались мы на этой пище два дня. Потом к нам пробились на трех оленьих упряжках ненцы. Их снарядило железнодорожное начальство. Они привезли нам продукты. Ненцы содрали с трех оленей шкуру, мясо отдали нам, а голову, потроха и шкуру забрали себе - для собак. Еще они сказали нам, что сюда идет помощь, что в дороге нашли трупы двух замерзших заключенных. Ненцы уехали, а вместе с ними и наша опергруппа. Оперативники надеялись получить отпуск и медали за мертвых беглецов...
А еще через день докопались до нас несколько тысяч заключенных из ближних лагерей. Очистили от снега перегоны, станцию, паровозы и составы. Связисты наладили связь. Пришел снегоочиститель, а за ним на дрезине начальник железной дороги полковник Пудовкин. Пудовкин объявил всем благодарность за спасение паровоза: вольным премию, заключенным пообещал дать побольше зачетов – день за три, и так за целый год...»
/Красный Север. – 2001. – 2 августа; 9 августа; 16 августа. Статья "Густая кровь эпохи" Баландин А.:
В те далекие годы все было иначе: страна шире, жизнь короче, а труд тяжелей.
В те далекие годы, когда сахарин считался лакомством, а патефон - роскошью, родился наш герой. Родился один из двухсот миллионов, и была ему уготована удивительная судьба. Не трагичная, но и не сладкая, не тяжкая, а такая, что была в самый раз по плечу поколению крепких дедов.
Итак, шли тридцатые годы... Челюскинцы кололи арктические льды. Стаханов выдавал на-гора рекордный уголь. Суперпаровоз "ФД" батрачил за троих. И так получилось, что в какой-то момент сошлись в одной точке арктическая стужа и морские воды, паровозный жар и стальная прохлада железных дорог. А скрепил их нелегкий труд "по-стахановски"...
До войны Леонид Потапович жил в Минске. Его отец Иван Фомич работал стрелочником на железной дороге. Это он привил своему беспокойному сыну любовь к паровозам. Что ж, чему быть, того не миновать!
У Ивана Фомича была колоритная внешность, роскошная борода. С этой бородой он и попал в кино. В заметную картину прошлых лет "Миколка-паровоз". Роль не главная — массовка в тюрьме на нарах. Вот Леонид и пошел по стопам отца. Только жизнь — не кино. В ней все настоящее: и паровоз, и нары.
Когда Леониду было одиннадцать лет, началась война. Прямо из пионерлагеря его с другими малолетками распихали по вагонам и на восток, а там в детдом...
Из детдома они бежали, толпой. Повзрослевшие за три военных года пацаны пристали к воинскому эшелон. Все как один мечтали стать сынами полков. И гнались они за фронтами, а фронты гнались за немцами. И стучали колеса вагонные: на запад, на запад, на запад...
Забегая вперед, скажем, что паровозы еще повезут Леонида Потаповича обратно на восток, а там и дальше, на самый Крайний Север, на строительство 501-й "сталинки". И не будет в таком повороте судьбы ничего удивительного. Ведь в те далекие годы люди были неотъемлемой частью машин, живым механизмом, продолжавшим движение станка, паровоза и танка.
Так вот, до фронта наш герой так и не доехал, зато насмотрелся жути в тылу. Об этом он рассказывает так:
"На товарной станции Брянск-2 я увидел жуткую картину: два беспризорных мальчика тонули в яме с гудроном. Летняя жара растопила эту черную смолу так, что дети буквально на глазах погружались все глубже и глубже. Сотни солдат, ехавших на фронт, со слезами на глазах спасали детей. Мы, пацаны, помогали им изо всех сил: таскали доски, бревна, делали настил над ямой. А яма была метра четыре в квадрате... Дети плакали, кричали и все глубже погружались в гудрон...
Наконец настил сложили. Уже можно было подобраться к детишкам. Подсунули под них бревна, доски. Дорога была каждая минута. Железнодорожники где-то добыли автокран, тросами зацепили бревна и тихонько стали поднимать их вместе с детьми. Но здесь прозвучал гудок паровоза и клич "По вагонам!"
И я с солдатами поехал дальше,так и неузнав, спасли ли малышей..."
Вскоре после этого случая Леонид добрался до Минска, нашел родителей (они были уверены, что сын погиб). Жить бы ему да радоваться, в школу ходить, но потянуло пацана на приключения. Купил он с дружками карту всех морей Советского Союза. Стали искать на карте лучшие края. Вот Балтика - там свежо и холодно. Вот северные моря — там еще холодней. До Тихого океана далеко, а вот Одесса - порт что надо! Черное море, тепло и близко. Да и школа юнг имеется, быть ребятам моряками!
Долго ли, коротко ли, бежал Иванов сын из родительского дома и на паровозах, на крышах вагонов - в Одессу. Только там он со своим корешем Генкой узнал страшную правду - в Одессе нет школы юнг, зато есть мореходное училище, куда берут после семи классов... Стали пацаны бродягами, потом милиция, детприемник, конец скитаний (ненадолго). Генку, который был помладше, отправили обратно, в Минск, а Леониду подфартило. За похвальные познания в паровозной технике взяли его... в ЭПРОН!
В те далекие времена многие романтики бредили приключениями Экспедиции подводных работ особого назначения. Еще бы, ведь эта экспедиция поднимала затонувшие корабли. И вот стал Леонид матросом второго класса, отработал месяц и лишь потом сфотографировался. Карточку отправил домой: "Простите меня, мама, папа, что убежал из дому, но теперь я моряк!"
---------- Добавлено в 20:11 ---------- Предыдущее сообщение было написано в 20:00 ----------
Здесь Леонид узнал важную тайну, такую, что попади он в руки одесского гестапо в 1942-м, пытали бы его до смерти. А дело было вот в чем. Когда фашисты подошли к Одессе, было принято решение эвакуировать из порта не только солдат, военную технику, но и паровозы. Первую партию из двадцати двух машин благополучно переправили в Новороссийск, а вот второй партии из тридцати шести паровозов не повезло. С воздуха баржу бомбят, с моря угрожают вражеские эсминцы. И тогда эпроновцы приняли решение: затопить судно аккуратненько вместе с паровозами, мол, война кончится — сами же и достанем! Немцы потом долго искали место затопления ценного груза, но так и остались ни с чем...
И вот Леониду предстояло поучаствовать в подъеме паровозов. Конечно, он не был обучен подводным работам, зато помогал водолазам облачаться в скафандры, подавал помпой воздух, дежурил на мостике. Наблюдая в бинокль за морем, высматривал мины, которых после войны осталось предостаточно.
Обнаружив "рогатую", кричал: "Полундра!" Потом приплывали саперы и уничтожали мину...
Паровозы поднимали долго и трудно. Бывало, подцепят один, подтянут на поверхность так, что одна труба над водой торчит. А тут шторм, и ползет спасательный катамаран в порт, волны раскачивают паровоз, бьют им о борт судна. Такая вот романтика! Зато потом, когда паровоз-утопленник очистят от ракушек и ржавчины, поставят на него новые механизмы, — страна получает новые тысячи лошадиных сил. "Был бы котел цел, а остальное приложится!" — поговаривали эпроновцы.
И вот однажды был получен приказ: "Срочно поднять несколько паровозов для отправки на Север!" Заказчик работ - управление ЖД МВД СССР. Эпроновское начальство поговаривало, что дело это на контроле у Берии. Когда приказывал всесильный Лаврентий Палыч, работа шла и быстрей и веселей. Эпроновцы работали сутками, но заказ выполнили в срок. И побежали ожившие "утопленники" в Киев, там к ним прицепили вагоны с зэками, теплушки с конвоем, и в путь, на 501-ю сталинскую стройку.
А юный Леонид Потапович, стоя на путях, смотрел сцепке оживших паровозов вслед. Смотрел и не знал, что через пару лет его движение продолжится в паровозной тяге, что судьба приговорит его к жаркой топке и лагерям...
---------- Добавлено в 20:17 ---------- Предыдущее сообщение было написано в 20:11 ----------
А юный Леонид Потапович, стоя на путях, смотрел сцепке оживших паровозов вслед. Смотрел и не знал, что через пару лет его движение продолжится в паровозной тяге, что судьба приговорит его к жаркой топке и лагерям...
О том, как он попал на 501-ю, Леонид Иванович не любит рассказывать. Лишь поясняет: "По малолетке". Да и не важно, за что именно его осудили, ведь, чтобы попасть на "сталиику", достаточно было совершить незначительный проступок. Итак, первые дни семнадцатилетнего парня на 501-й стройке в его собственном описании:
"Я пришел на паровоз "ОВ" — "Овечка". Он встретил меня шипением пара, запахом масла и угольной пылью. Так сбылась мечта детства - я стал кочегаром... Бригада наша состояла из трех человек — машиниста, помощника и меня, хозяина топки. Жили мы в теплушке, прицепленной к паровозу. Паровоз и вагон-теплушка были одним целым. Куда паровоз, туда и наш дом на колесах.
Работали мы в основном на маневровых работах. Развозили питание, одежду для заключенных паровозных бригад, что работали в карьерах.
А еще раз в десять дней мы подцепляли вагон-лавку для вольнонаемных - и в путь, на построенные участки дороги ".
У тех, кто хотя бы раз добирался поездом от Сейды до Лабытнаног, этот рассказ вызовет улыбку. Уж больше полувека минуло, а вагон-лавка, учрежденная лагерным начальством, бегает до сих пор. Будто цивилизация обошла эти края стороной. Будто здесь, как и в те далекие времена, все иначе...
Свой "Ов" они утопили в тундре, в болоте, трясине. Всего на скорости 10 км в час. Полотно и шпалы подмыло, рельсы разошлись, и паровоз плавно сполз на бок в болото. Теплушка чудом устояла на рельсах, оборвав ручную сцепку. Спасти паровоз не было ни малейшей возможности - кругом трясина... Потом пришла команда зэков, проложила ветку вокруг "утопленника" , и побежала дорога рядом с "мертвой Овечкой". Проходившие мимо паровозы гудком приветствовали могучую груду железа.
Пришла зима. Лед сковал болото. Бригада взрывников, подобравшись к "Овечке", взорвала ее. Вновь приехала бригада зэков и переложила рельсы на прежнее место...
---------- Добавлено в 20:30 ---------- Предыдущее сообщение было написано в 20:17 ----------
В ту зиму бригада Леонида Потаповича работала на паровозе серии "Л" — "Лебедянке". Это был самый распространенный грузовой локомотив новой постройки. Машина эта была исключительно легкой и лучше всего подходила для хлипких путей 501 -и стройки. Впрочем, это не уберегло ее с бригадой от опасных приключений. О них Леонид Потапович рассказывает так:
"На подъезде к перевалу Уральского хребта нас застала сильная пурга. Остановиться нельзя - занесет. Еле пробились мы через полустанок Подгорное* и двинулись на станцию Вор-га. Пурга заносит рельсы. Отцепляем состав, бросаем его на перегоне. Кругом ничего не видно, ветер сшибает с платформы. Даже паровозный гудок чуть слышен: ветер уносит его в горы. Пробиваемся налегке: паровоз и теплушка. Связи со станциями нет, не знаем, что делается на путях впереди. Остановиться нельзя — это смерть паровозу. Разморозится котел, трубы... И мы можем замерзнуть, если потушить топку.
Подъезжаем к Ворге, даем гудок, требуем путь к станции Лабытнанги. Но оказалось, нет нам дальше пути. На путях станции Ворга стоят два состава с паровозами. Их замело окончательно. Принимают нас на главный путь, и мы застреваем в снегу у здания станции.
На маленькой станции собралось 18 человек. Селектор не работает, связи нет. Решаем, как спасти паровозы. Решили у двух спустить воду с котлов, а наш третий, как более новый, залить водой до нужного уровня. Перенести мешками уголь, ведрами воду с других паровозов и заставить жить нашу "Лебедянку"...
Мы знали по опыту, что пурга будет не один день. Значит, надо готовиться к худшему. Наносили воды, угля...
К нам на Воргу прибилась из пурги опергруппа из трех человек. Это были ребята из охранного батальона, который искал беглецов-заключенных. На стокилометровом пути пятьсот первой стройки ежедневно кто-нибудь бежал. Опергруппы постоянно дежурили на станциях, полустанках и перегонах. Бывало, бежали бригады и целые лагеря (1949 год). Если бежали одиночки, опергруппы их ловили. Если бежали большие партии зэков, то опергруппы прятались от них в горах. В основном в бега шли солдаты и офицеры, прошедшие с боями всю войну, прибывшие из Германии и имевшие 15-20 лет срока. За что сидели? Кто за изнасилование немки, кто за мародерство – взял у немцев кое-что из одежды для отправки домой, кто за политику, кто за драку, а кто и за любовь... А еще на Воргу занесло пургой аборигена на собачьей упряжке. Он тоже решил отсидеться в тепле.
В этой местности жили, кочуя со стадами оленей, множество аборигенов: ханты, коми, ненцы... Стройка встряхнула их и заставила многих уйти дальше в тундру В то время еще были князья с большими стадами оленей, они прятались от советской власти и не хотели организовываться в артели и совхозы. А власть не могла найти их, ибо вертолетов не было: полгода день, полгода ночь. У аборигенов много дорог, а у власти одна: «железка»...
Семь дней бушевала пурга. Мы съели все продукты. Стали трясти, у кого, что есть в теплушках. Абориген зарезал двух собак и в пищу. Ничего, можно есть...
Все обитатели Ворги перезнакомились, рассказали про свою жизнь, кто за то сидит и кто кого ловит... Оперативники нудно жаловались зэкам на свою жизнь. Их можно понять, здесь ведь не курорт. Были случаи, что конвой на вышках от тоски кончал жизнь самоубийством.
Абориген на ломаном русском языке поведал нам, как он ловил беглецов-заключенных и получал за это огненную воду (водку или спирт), соль, сахар...
Но вот кончилась пурга. Только маленькая поземка еще клубилась. Абориген запряг своих собак и тихонько уехал. Несколько человек вышло на поиски пищи. Пища — это куропатки. Их, погибших в пургу, было множество. Ударяясь о провода на столбах, они падали в снег... Благо, что на Ворге была собака по кличке Зэк, она быстро находила под снегом дичь и своим паем давала знать... Принесли мы несколько мешков птиц, замерзших, как камень, и в печь... Продержались мы на этой пище два дня. Потом к нам пробились на трех оленьих упряжках ненцы. Их снарядило железнодорожное начальство. Они привезли нам продукты. Ненцы содрали с трех оленей шкуру, мясо отдали нам, а голову, потроха и шкуру забрали себе - для собак. Еще они сказали нам, что сюда идет помощь, что в дороге нашли трупы двух замерзших заключенных. Ненцы уехали, а вместе с ними и наша опергруппа. Оперативники надеялись получить отпуск и медали за мертвых беглецов...
А еще через день докопались до нас несколько тысяч заключенных из ближних лагерей. Очистили от снега перегоны, станцию, паровозы и составы. Связисты наладили связь. Пришел снегоочиститель, а за ним на дрезине начальник железной дороги полковник Пудовкин. Пудовкин объявил всем благодарность за спасение паровоза: вольным премию, заключенным пообещал дать побольше зачетов – день за три, и так за целый год...»
Вложения
Последнее редактирование:
В те далекие годы все было иначе. Мед - слаще, кровь - гуще, дороги - длинней.
В те далекие годы нельзя было останавливаться на достигнутом, нужно было проявлять себя снова и снова.
В популярной песне тех лет пелось: "Нам ли стоять на месте..." Вот Потапович и не стоял. Отвоевав с бригадой жизнь своей "Лебедянке", лишь пот со лба утер. А потом зацепили они два замерзших на Ворге паровоза и поволокли их в Лабытнанги. Ехали как в тоннеле — кругом сугробы метра по четыре, да еще мертвые паровозы тормозят "Лебедянку"... Перевалили хребет — и вот он, опасный спуск к станции. Здесь смотри не зевай! Здесь остаток воды в котле, когда паровоз клюнет носом, всей массой потянет машину вперед, под уклон. Сзади навалятся прицепленные паровозы, и тогда никакие тормоза не помогут - улетит состав в улавливающий тупик, разобьется вдребезги.
Если спускаться к Лабытнангам неосторожно, не поможет даже двойная тяга (два паровоза в работе). Не помогут и башмаки на рельсах, уж очень опасный этот спуск!
На памяти Леонида Потаповича случай, когда разбился состав с грузом щебенки. А ведь машинист учел, казалось бы, все: проверил тормоза, дал в котел побольше воды. Ждал второго паровоза, но не дождался. Решил спускаться сам. Решить-то решил, а сменную бригаду в теплушке не предупредил. И зэков с платформ не ссадил. Поэтому, когда платформы пошли юзом, когда тормоза истаяли в вихре искр и состав вдруг набрал скорость, машинист заочно умер. Он лишь вцепился в рукоятку свистка и гудел без остановки. На составе началась паника. Кто посмелее, сиганули в одних кальсонах из теплушки, потом зэки посыпались с платформ. А те, кто спасовал, держались мертвой хваткой за поручни. Были там и зэки, и конвоиры... Разбуженная гудком станция ожила. Стрелку перевели в тупик. На огромной скорости состав врезался в ограждение. Кто остался на платформах, полетел над клубами пара, над искореженным паровозом. Почти все они погибли или покалечились...
Позже нашли машиниста с рукояткой парового свистка в руке, он был мертв и изуродован. Почему он не выпрыгнул? Очевидно, побоялся ответственности. Он был осужден вместе со своей бригадой по указу от 1947 года. Продал налево несколько мешков угля...
Вот по такому спуску прошел состав с бригадой, где кочегарил Потапович. Все обошлось, видать, смерть вздремнула...
Спустя много лет Леонид Иванович вспоминает наиболее яркие моменты, свидетелем которых ему довелось быть на 501 -и стройке:
"Помню, как пустили по обскому льду, по рельсовой дороге паровоз. Специалисты подсчитали, что лед должен быть 70-80 см. При этом должен лежать на воде. От Лабытнаног до Салехарда несколько километров по Оби и пойме. Уложили бревна, залили водой. Уложили шпалы, рельсы, тоже облили водой. Мороз сковал это сооружение. Тогда стали готовить самый легкий паровоз —"овечку" и паровозную бригаду. Приехали начальник строительства 501-й стройки генерал Барабанов и начальник железной дороги полковник Пудовкин. Решили вольнонаемных на паровозе не посылать, только заключенных... Притом объявили, что кто будет на паровозе, тот получит досрочное освобождение. Конечно, при таких условиях желающих открыть путь по льду было много. Отобрали лучшую бригаду. Отцепили от "овечки" вагон-теплушку.
Все готово, паровоз медленно спускается на берег, на лед реки Оби, рельсы и вся ледовая конструкция выгибается, дышит, лед трещит, уплотняется под тяжестью паровоза. Увеличивается скорость: 5-10-15 километров в час. Рядом по зимнику движутся машины со специалистами, водолазами из ЭПРОНа и, конечно, начальство. Все наблюдают за паровозом и железнодорожной веткой. Смотрит и вторая паровозная бригада этой "овечки", наблюдают, как их товарищи уезжают на свободу или на смерть.
Множество народу собралось на проводы первого паровоза. Партийные работники городов Лабытнанги и Салехарда, работники МГБ и МВД, вольнонаемные и зэки, жители двух городов.
Одни говорили: "Утонет", другие: "Нет!"
Когда Стефенсон пускал свой первый паровоз, одна высокопоставленная дама стала упорно твердить:
— Не пойдет, не пойдет!
Но вот паровоз пошел, тогда онаеще громче стала кричать:
— Не остановится, не остановится!..
Через пару часов задним ходом вернулся паровоз. Зацепил два вагона — и в путь. Целый день "овечка" возила по три-четыре вагона, а потом и до десятка.
Начальник строительства поблагодарил паровозную бригаду, сказал, что они свободны. Только попросил их до навигации поработать вольнонаемными.
Спросили у машиниста, страшно было или нет. Он ответил, что просто жутко было. Лед уж больно скрипел под рельсами, видимо, опускался на воду. А за второй, третьей ходкой все нормально стало, привыкли...
Весной, когда стал таять лед и должен был начаться ледоход, рельсы сняли, а шпалы и бревна ушлисольдом. И началась паромная переправа, где тоже тонули паромы, баржи, буксиры. А Обь, если разбушуется, что море..."
Кстати, по рассказам Леонида Потаповича, кочегаром на этой "овечке" был заключенный по фамилии Ленин. Когда приехал он в лагерь, вызвал его начальник лагеря и говорит: "Ты заключенный, и тебе нельзя позорить имя вождя. Пиши заявление в Верховный Совет РСФСР. Пусть поменяют твою фамилию".
Прошло несколько месяцев, вызывает Ленина оперуполномоченный по режиму, а по-простому - кум, и говорит: "Теперь ты не Ленин, а Лунин, Президиум Верховного Совета удовлетворил твою просьбу".
Но, что интересно, когда освобождался Лунин, документы ему выписали на имя Ленина. Оказывается, начальство никуда не посылало его заявление. Так и отсидел Лунин свой срок и Лениным уехал домой...
Однажды, когда бригада Потаповича ставила свой паровоз на ремонт, Леонид Иванович увидел до боли знакомую машину. Паровоз "ФД", тот самый "утопленник", поднятый эпроновцами со дна моря. Тот самый, который в шторм пришлось тащить до порта... Не веря своим глазам, наш герой пошел к ремонтникам, попросил паспорт машины. Ну точно, он!
Наверное, это и была та самая точка, в которой сошлись морские воды, железные пути, судьбы людей и машин. Как бы там ни было, но именно здесь, в депо, после встречи с воскресшим "ФД" Леонид Иванович обрел главный интерес в своей жизни. Он стал изобретателем-рационализатором. Случилось это по-будничному просто. Увидел токарный станок, попросился из кочегаров в металлисты. Его приняли на новое место работы...
Вот вы думаете, кто первым на Ямале освоил производство утюгов? Город Ноябрьск? Ничего подобного! Изготовителем первого ямальского утюга стал наш герой. В то время в округе утюгов катастрофически не хватало. Покумекал Леонид Иванович и стал вытачивать утюги из чугунных тормозных колодок. Первым покупателем стала проводница вагона начальника железной дороги Пудовкина. А потом производство было поставлено на поток. Утюги сдавались в вагон-лавку и продавались всем желающим...
Сейчас наш герой живет в городе Минске. Теперь он носит гордое звание "Заслуженный рационализатор Республики Беларусь", председатель республиканского Совета новаторов.
Такая вот, не сломанная 501-й стройкой, судьба. Судьба эпохи, когда все было иначе.
//Редакция "КС" благодарит Ивана Палагнюка (г. Надым) и окружной архив (г. Салехард) за предоставленные фотоматериалы."
* современное название станции Подгорная - Харп.
В те далекие годы нельзя было останавливаться на достигнутом, нужно было проявлять себя снова и снова.
В популярной песне тех лет пелось: "Нам ли стоять на месте..." Вот Потапович и не стоял. Отвоевав с бригадой жизнь своей "Лебедянке", лишь пот со лба утер. А потом зацепили они два замерзших на Ворге паровоза и поволокли их в Лабытнанги. Ехали как в тоннеле — кругом сугробы метра по четыре, да еще мертвые паровозы тормозят "Лебедянку"... Перевалили хребет — и вот он, опасный спуск к станции. Здесь смотри не зевай! Здесь остаток воды в котле, когда паровоз клюнет носом, всей массой потянет машину вперед, под уклон. Сзади навалятся прицепленные паровозы, и тогда никакие тормоза не помогут - улетит состав в улавливающий тупик, разобьется вдребезги.
Если спускаться к Лабытнангам неосторожно, не поможет даже двойная тяга (два паровоза в работе). Не помогут и башмаки на рельсах, уж очень опасный этот спуск!
На памяти Леонида Потаповича случай, когда разбился состав с грузом щебенки. А ведь машинист учел, казалось бы, все: проверил тормоза, дал в котел побольше воды. Ждал второго паровоза, но не дождался. Решил спускаться сам. Решить-то решил, а сменную бригаду в теплушке не предупредил. И зэков с платформ не ссадил. Поэтому, когда платформы пошли юзом, когда тормоза истаяли в вихре искр и состав вдруг набрал скорость, машинист заочно умер. Он лишь вцепился в рукоятку свистка и гудел без остановки. На составе началась паника. Кто посмелее, сиганули в одних кальсонах из теплушки, потом зэки посыпались с платформ. А те, кто спасовал, держались мертвой хваткой за поручни. Были там и зэки, и конвоиры... Разбуженная гудком станция ожила. Стрелку перевели в тупик. На огромной скорости состав врезался в ограждение. Кто остался на платформах, полетел над клубами пара, над искореженным паровозом. Почти все они погибли или покалечились...
Позже нашли машиниста с рукояткой парового свистка в руке, он был мертв и изуродован. Почему он не выпрыгнул? Очевидно, побоялся ответственности. Он был осужден вместе со своей бригадой по указу от 1947 года. Продал налево несколько мешков угля...
Вот по такому спуску прошел состав с бригадой, где кочегарил Потапович. Все обошлось, видать, смерть вздремнула...
Спустя много лет Леонид Иванович вспоминает наиболее яркие моменты, свидетелем которых ему довелось быть на 501 -и стройке:
"Помню, как пустили по обскому льду, по рельсовой дороге паровоз. Специалисты подсчитали, что лед должен быть 70-80 см. При этом должен лежать на воде. От Лабытнаног до Салехарда несколько километров по Оби и пойме. Уложили бревна, залили водой. Уложили шпалы, рельсы, тоже облили водой. Мороз сковал это сооружение. Тогда стали готовить самый легкий паровоз —"овечку" и паровозную бригаду. Приехали начальник строительства 501-й стройки генерал Барабанов и начальник железной дороги полковник Пудовкин. Решили вольнонаемных на паровозе не посылать, только заключенных... Притом объявили, что кто будет на паровозе, тот получит досрочное освобождение. Конечно, при таких условиях желающих открыть путь по льду было много. Отобрали лучшую бригаду. Отцепили от "овечки" вагон-теплушку.
Все готово, паровоз медленно спускается на берег, на лед реки Оби, рельсы и вся ледовая конструкция выгибается, дышит, лед трещит, уплотняется под тяжестью паровоза. Увеличивается скорость: 5-10-15 километров в час. Рядом по зимнику движутся машины со специалистами, водолазами из ЭПРОНа и, конечно, начальство. Все наблюдают за паровозом и железнодорожной веткой. Смотрит и вторая паровозная бригада этой "овечки", наблюдают, как их товарищи уезжают на свободу или на смерть.
Множество народу собралось на проводы первого паровоза. Партийные работники городов Лабытнанги и Салехарда, работники МГБ и МВД, вольнонаемные и зэки, жители двух городов.
Одни говорили: "Утонет", другие: "Нет!"
Когда Стефенсон пускал свой первый паровоз, одна высокопоставленная дама стала упорно твердить:
— Не пойдет, не пойдет!
Но вот паровоз пошел, тогда онаеще громче стала кричать:
— Не остановится, не остановится!..
Через пару часов задним ходом вернулся паровоз. Зацепил два вагона — и в путь. Целый день "овечка" возила по три-четыре вагона, а потом и до десятка.
Начальник строительства поблагодарил паровозную бригаду, сказал, что они свободны. Только попросил их до навигации поработать вольнонаемными.
Спросили у машиниста, страшно было или нет. Он ответил, что просто жутко было. Лед уж больно скрипел под рельсами, видимо, опускался на воду. А за второй, третьей ходкой все нормально стало, привыкли...
Весной, когда стал таять лед и должен был начаться ледоход, рельсы сняли, а шпалы и бревна ушлисольдом. И началась паромная переправа, где тоже тонули паромы, баржи, буксиры. А Обь, если разбушуется, что море..."
Кстати, по рассказам Леонида Потаповича, кочегаром на этой "овечке" был заключенный по фамилии Ленин. Когда приехал он в лагерь, вызвал его начальник лагеря и говорит: "Ты заключенный, и тебе нельзя позорить имя вождя. Пиши заявление в Верховный Совет РСФСР. Пусть поменяют твою фамилию".
Прошло несколько месяцев, вызывает Ленина оперуполномоченный по режиму, а по-простому - кум, и говорит: "Теперь ты не Ленин, а Лунин, Президиум Верховного Совета удовлетворил твою просьбу".
Но, что интересно, когда освобождался Лунин, документы ему выписали на имя Ленина. Оказывается, начальство никуда не посылало его заявление. Так и отсидел Лунин свой срок и Лениным уехал домой...
Однажды, когда бригада Потаповича ставила свой паровоз на ремонт, Леонид Иванович увидел до боли знакомую машину. Паровоз "ФД", тот самый "утопленник", поднятый эпроновцами со дна моря. Тот самый, который в шторм пришлось тащить до порта... Не веря своим глазам, наш герой пошел к ремонтникам, попросил паспорт машины. Ну точно, он!
Наверное, это и была та самая точка, в которой сошлись морские воды, железные пути, судьбы людей и машин. Как бы там ни было, но именно здесь, в депо, после встречи с воскресшим "ФД" Леонид Иванович обрел главный интерес в своей жизни. Он стал изобретателем-рационализатором. Случилось это по-будничному просто. Увидел токарный станок, попросился из кочегаров в металлисты. Его приняли на новое место работы...
Вот вы думаете, кто первым на Ямале освоил производство утюгов? Город Ноябрьск? Ничего подобного! Изготовителем первого ямальского утюга стал наш герой. В то время в округе утюгов катастрофически не хватало. Покумекал Леонид Иванович и стал вытачивать утюги из чугунных тормозных колодок. Первым покупателем стала проводница вагона начальника железной дороги Пудовкина. А потом производство было поставлено на поток. Утюги сдавались в вагон-лавку и продавались всем желающим...
Сейчас наш герой живет в городе Минске. Теперь он носит гордое звание "Заслуженный рационализатор Республики Беларусь", председатель республиканского Совета новаторов.
Такая вот, не сломанная 501-й стройкой, судьба. Судьба эпохи, когда все было иначе.
//Редакция "КС" благодарит Ивана Палагнюка (г. Надым) и окружной архив (г. Салехард) за предоставленные фотоматериалы."
* современное название станции Подгорная - Харп.
Вложения
Последнее редактирование: