А еще у меня недавно вышел очень нервный спор, в котором мы с оппонентом дошли до повышенных тонов. Спор, конечно, был о вкусах, о которых все только и делают, что спорят. Спорили о музыке. Тот, с кем мы спорили, мой ровесник, то есть ему тоже сорок. Он довольно богатый парень. Очень много трудится и трудился. И он завел типичную для сорокалетних песню о том, что раньше были такие группы, такая музыка, а сейчас, точнее, последние 15-20 лет ничего подобного и близко нет. Он сказал, что до сих пор слушает «Deep Purple», «Slade», «Sweet» и другую музыку той эпохи. Он собрал все это, и у него огромная коллекция. И так делают очень многие мои ровесники, которые когда-то как и я просто умирали от этой музыки. Кто-то из них до сих пор терзает гитару, поет бардовские песни, а кто-то по-прежнему следит за любым звуком и словом, которые издает Борис Борисович Гребенщиков. И все они с пеной у рта считают, что вот тогда было настоящее, а теперь все только деньги и бессмыслица. Многие из таких моих приятелей до сих пор носят длинные, сильно поредевшие волосы…
В том споре о музыке мне удалось сформулировать то, что я об этом думаю и что сильно задело моего оппонента. Я сказал ему всего-навсего, что когда-то, когда ему было 14-20 лет, он так сильно любил музыку и так много тратил на нее душевных сил, и так много в ней находил для себя, что остался в уверенности, что та музыка самая лучшая. А потом просто разучился тратить на музыку душевные силы как прежде. А чтобы что-то любить нужно внимательно к этому относиться, переживать, совершать душевную работу, короче, любить — а это непросто. Он же после двадцати занимался совсем другим трудом. И продолжая, как ему кажется, любить музыку своей юности, он просто любит себя молодым. Потому что растерял всякую возможность и разучился слышать и воспринимать сегодняшнюю. Хотя научился зарабатывать деньги. Я знаю людей, для которых «U2» являются лучшими на все времена. А теперь уже лысеют те, кто до конца будет любить «Depeche mode».
Тогда же я сказал ему, что непонятно, в какой момент заканчивается юность, возможно, она заканчивается тогда, когда ты начинаешь ощущать юнцами кого-то и презирать то, что этим юнцам нравится.
Это я все к тому, что самое сложное – стараться любить и принимать то, что есть. То есть то время, в котором живешь.
Гришковец Год жжизни
В том споре о музыке мне удалось сформулировать то, что я об этом думаю и что сильно задело моего оппонента. Я сказал ему всего-навсего, что когда-то, когда ему было 14-20 лет, он так сильно любил музыку и так много тратил на нее душевных сил, и так много в ней находил для себя, что остался в уверенности, что та музыка самая лучшая. А потом просто разучился тратить на музыку душевные силы как прежде. А чтобы что-то любить нужно внимательно к этому относиться, переживать, совершать душевную работу, короче, любить — а это непросто. Он же после двадцати занимался совсем другим трудом. И продолжая, как ему кажется, любить музыку своей юности, он просто любит себя молодым. Потому что растерял всякую возможность и разучился слышать и воспринимать сегодняшнюю. Хотя научился зарабатывать деньги. Я знаю людей, для которых «U2» являются лучшими на все времена. А теперь уже лысеют те, кто до конца будет любить «Depeche mode».
Тогда же я сказал ему, что непонятно, в какой момент заканчивается юность, возможно, она заканчивается тогда, когда ты начинаешь ощущать юнцами кого-то и презирать то, что этим юнцам нравится.
Это я все к тому, что самое сложное – стараться любить и принимать то, что есть. То есть то время, в котором живешь.
Гришковец Год жжизни
